Любовь — это когда хорошим людям плохоЗдравствуй, милая, долго хотел рассказать,
Сплин
Пусть я пьяный подросток — я пьяный тобой,
Я пытаюсь шутить — ты смеешься.
Ты на раны мне льешься живою водой,
А бывает и мертвою льешься.
Обжигаясь о снег, замерзая в огне,
Я тянусь мотыльком на сиянье.
АД в груди, РАЙ в глазах, ну а правда — в вине.
«…роковое сердец сочетанье…»
Да, прости, я совсем обещал не писать,
Я надеялся — все это в прошлом.
Я тебя провожаю, чтоб снова сказать:
«…Я люблю тебя…»
Как это пошло…
Я устал от жизни. Надоело!
Я уже действительно устал…
В зеркало гляжу — лицо из мела
Отражает правильный овал.
Выпивший, небритый, раздраженный —
Подожженый кем-то динамит,
Горько-сладкий, словно сахар жженый —
Тронь не так и к черту все взлетит!
Резать вены сталью — надоело!
И считаться с каждым подлецом.
Ты мне сердце в серебро одела,
Я прибил улыбку на лицо.
…
Может быть рискнуть, в последний раз,
Лезвием к запястью прикоснуться,
И, уснув, лишь на короткий час,
Все забыть и больше не проснуться.
Я — ржавый гвоздь, забитый в чью-то рану,
Да только очень джентельменский гвоздь,
Обычный сплав из стали и обмана,
Я извинюсь, пробив чужую кость.
Торчу в кресте, расправив шляпку стойко,
И закрываю уши, слыша плач,
Мне больно, скучно, одиноко, горько,
Лишь о любви подумает палач: —
Подумаешь понятие — любовь.
Гвоздям плевать, они о ней не знают… —
И раз за разом в крест меня вбивает,
Чтоб пил из рук чужих чужую кровь.
Меняют жертвы, сам я, не меняясь,
Стараясь на страданья не смотреть,
Вонзаюсь в бурый крест опять. Вонзаюсь,
Чтоб под дождем сильнее заржаветь.
Прошла пора стихов, я ошибался.
Мне жертву привели очередную,
И, как любимый девушку целует,
Ударил молот…
Я под ним сломался.
В городке ненаписанных писем,
В королевстве несказанных слов,
Я от прошлого — независим,
Я — пришелец из мира снов.
Я могу здесь бродить часами,
Слушать шорохи листопада,
Только память осталась с нами,
Но, возможно, что так и надо.
И шепчу я тебе торопливо,
Словно силясь догнать день вчерашний: —
Я хочу, чтоб ты стала счастливой.
Я люблю тебя,
как это страшно…
Но, увы, в городок вошла стужа,
Королевство давно уже пало.
Я иду по замерзшим лужам,
Как по льдистой кромке кинжала.
Вместо шороха листьев — скрип снега,
Вместо памяти — рваные дыры.
Город вдруг опустел и умер,
Умирают пустые квартиры.
В этом странном, пустынном месте,
Я стою и шепчу невольно: —
Я хочу, чтобы мы были вместе.
Я люблю тебя,
как это больно…
…
Я хотел бы кричать, но не смею,
Ты не слышишь, шепчу я украдкой: —
Я иначе, прости, не умею.
Я люблю тебя…
Как это сладко…
Вот зал.
В нем пыльно, сыро и темно.
Он пуст, заброшен и, немым укором,
Одно лишь незабитое окно
Глядит в ночную тьму печальным взором.
И зал молчит…
А что ему сказать?
Стоит, подобно брошенной могиле,
И ждет…
Ведь в нем когда-то люди были.
Вдруг возвратятся…
Может подождать?
Когда-то…
Лампы в тысячу свечей,
Горели в нем, и музыка играла —
Лилась, искрилась, будто-бы ручей,
Остановиться просто не давала.
Веселье, смех
Кружились в турах вальса.
И звон, и гам, и шум и просто хруст.
И зал порою в танец сам срывался…
Но все прошло, все умерло. Зал — пуст.
Вот зал.
В нем пыльно, сыро и темно.
Он пуст, заброшен и, немым укором,
Одно лишь незабитое окно
Глядит в ночную тьму печальным взором.
…
Быть может его кто-нибудь разбудит
И просто попытается исправить,
Чтоб снова смех, веселье, песни, люди.
Ведь этот зал…
Всего лишь…
наша память.
не рожденные стихи,
не расстрелянные сны,
не сожженые грехи,
да и чувства не ясны.
что мы сделали друг с другом?
— расскажи.
руки — болью, сердца — кругом
в них — ножи.
мы играли, веселились
мы влюблялись и влюбились…
мы простили и простились
мы убили и убились…
рассказать, как кровь течет
по руке?
Чет и нечет, нечет — чет
вдалеке.
кто же во всем виноват?
звери? деревья? травы?
я протянул тебе яд,
ты мне дала отраву.
ты ушла, ты — не моя,
что я знаю?
ты уже живешь. а я?
— воскресаю…